Error get alias
Философия и Наука о природе человека
Философия и Наука о природе человека
«Философия и наука о природе человека» соединяет основные тексты западной философской традиции (включая работы Платона, Аристотеля, Эпиктета, Гоббса, Канта, Милля, Роулза и Нозика) с недавними открытиями в когнитивных науках и смежных областях. Курс построен вокруг трех взаимосвязанных между собой тем: счастье и процветание; мораль и справедливость; политическая легитимность и социальные структуры.
Этот курс Йельского колледжа, преподаваемый в кампусе два раза в неделю, был записан для Open Yale Courses весной 2011 года.
Этот курс Йельского колледжа, преподаваемый в кампусе два раза в неделю, был записан для Open Yale Courses весной 2011 года.
О профессоре Тамаре Гендлер
Тамара Гендлер — профессор философии и когнитивных наук Йельского университета, декан факультета философии Йельского университета. В 1987 году она получила степень бакалавра гуманитарных наук, математики и философии в Йеле, а в 1996 году степень доктора философии в Гарварде. После десяти лет преподавания сначала в Сиракузском университете, а затем в Корнелльском, она вернулась в Йель в качестве профессора в 2006 году.
Ее философские исследования лежат на стыке философии и психологии, она является автором работ «Мысленные эксперименты» (2000) и «Интуиция, воображение и философская методология» (2010), а также редактором или соредактором книг «Мыслимость и возможность» (2002), «Перцептивный опыт» (2006) и «Элементы философии» (2008).
Тамара Гендлер была удостоена стипендий от Национального Фонда гуманитарных наук, Национального научного фонда, Американского совета научных обществ и Фонда Меллона.
Ее философские исследования лежат на стыке философии и психологии, она является автором работ «Мысленные эксперименты» (2000) и «Интуиция, воображение и философская методология» (2010), а также редактором или соредактором книг «Мыслимость и возможность» (2002), «Перцептивный опыт» (2006) и «Элементы философии» (2008).
Тамара Гендлер была удостоена стипендий от Национального Фонда гуманитарных наук, Национального научного фонда, Американского совета научных обществ и Фонда Меллона.
[PHIL 181] Тамара Гендлер. Философия и Наука о природе человека
Лекция 4. Части души (продолжение)
Профессор Гендлер начинает с обсуждения проблем, стоящих перед эмпирической психологией, и ошибок, возникающих в процессе выборки участников экспериментов. Затем она возвращается к теме разделения души и фокусирует внимание на примерах из современных исследований, а именно на сведениях о познании в соответствии с теорией дуального процесса мышления, представленных параллельно с задачей выбора Уэйсона и предрассудках о вере. Во время лекции студенты знакомятся с важными исследованиями Канемана и Тверски в области эвристики и когнитивных предубеждений, а также со знаменитой задачей «азиатской болезни». Наконец, профессор Гендлер вводит свое собственное понятие — «alief» — и предлагает несколько примеров, объясняющих его отличие от «belief» (веры).
Глава 1. Ограниченность выборки
Профессор Тамара Гендлер: Итак, я бы хотела, чтобы вы ответили на следующий вопрос: «У вас есть...?» О нет, подождите секунду — тут написано, что опрос закрыт. Давайте попробуем открыть его. «У вас...» Нет, это не помогает. Боже, это худшее, что со мной случалось. Хорошо. [смех] Текущий слайд. На самом деле со мной случались вещи и похуже, извините. Я бы не хотела сейчас обесценить все действительно ужасные события своей жизни. [смех]
Отлично. Давайте попробуем снова. Нажмите на «руководство», бла-бла-бла. Хорошо. «У вас уже есть кликеры?» Опрос открыт. Отлично. Итак, осталось десять секунд. Сейчас перед вами будет маленький таймер. Восемь, семь, шесть, пять, четыре... Итого — девяносто два человека. Что ж, у многих из вас есть кликеры. Отлично. Давайте посмотрим, что мы узнали. Похоже, у 97% из вас есть кликеры. [смех]
На самом деле я начала с этого упражнения, чтобы поговорить о психологических исследованиях. [смех] Мы только что совершили классическую и опасную ошибку, известную как «ограниченность выборки». Мы использовали критерии отбора, которые не могут дать нам точных данных о предмете исследования. Мы хотели выяснить, у скольких людей в этой аудитории — в процентах — есть кликеры для голосования. Вместо этого мы узнали, у какого процента людей с кликерами есть кликеры. [смех] Что там у остальных, я не знаю.
Эта ошибка невероятно опасна, и она могла бы остаться незамеченной. Предположим, я задам вам вопрос: «Из какой вы группы — 2014, 2013, 2012 или 2011?» И окажется, что 80% из вас первокурсники и второкурсники. При этом я допустила бы абсолютно такую же ошибку ограниченности выборки, которую мы сделали минуту назад. То есть, первокурсники и второкурсники уже выбрали дисциплины на этот семестр и подтвердили свое расписание. А это значит, они уже официально зачислены на этот курс, и им выдали кликеры для голосования. Поэтому, когда мы проводим психологическое эмпирическое исследование, нужно внимательно следить за тем, чтобы методы отбора испытуемых могли предоставить нам действительно качественную выборку.
Недавно в журнале «Behavioral and Brain Sciences» («Поведенческие и когнитивные исследования») появилась статья под названием «Самые типичные люди в мире». Под «типичными» имеются в виду жители Запада — образованные, современные, богатые демократы. То есть студенты американских колледжей, имеющие возможность пройти онлайн-опрос. Так вот, статья была о том, что большая часть психологических исследований, которые предоставляют и доказывают общие положения о природе человека, настолько же предвзята, насколько предвзят мой опрос о кликерах. Такие исследования включают ограниченную выборку населения — доступных исследовательским лабораториям университетских кампусов респондентов, к примеру, студентов психологического факультета. И выводы о человеческой природе основываются на такой выборке.
Когда мы в этом семестре будем читать исследования о природе человека, нам нужно будет уделить особое внимание выводам о людям в целом, которые на самом деле относятся только к «типичным» (западным, образованным, современным, богатым демократам). А если бы мы рассматривали другую часть населения, данные выглядели бы иначе.
С классическими текстами, к которым мы обращались ранее, произошло примерно то же самое. Задача, которую на себя взяли Платон и Аристотель, не была экспериментальной в том смысле, в котором это подразумевает экспериментальная психология. Эти философы посмотрели на людей вокруг себя и на основе своего опыта сделали выводы о природе человека.
Сейчас самое время вспомнить о нашей первой лекции, на которой было анонсировано, что курс направлен на изучение философии и природы человека. С другой стороны, он рассматривает учение о философии Запада и, по сути, науку о природе западного человека. И об этом нам нужно помнить.
Отлично. Давайте попробуем снова. Нажмите на «руководство», бла-бла-бла. Хорошо. «У вас уже есть кликеры?» Опрос открыт. Отлично. Итак, осталось десять секунд. Сейчас перед вами будет маленький таймер. Восемь, семь, шесть, пять, четыре... Итого — девяносто два человека. Что ж, у многих из вас есть кликеры. Отлично. Давайте посмотрим, что мы узнали. Похоже, у 97% из вас есть кликеры. [смех]
На самом деле я начала с этого упражнения, чтобы поговорить о психологических исследованиях. [смех] Мы только что совершили классическую и опасную ошибку, известную как «ограниченность выборки». Мы использовали критерии отбора, которые не могут дать нам точных данных о предмете исследования. Мы хотели выяснить, у скольких людей в этой аудитории — в процентах — есть кликеры для голосования. Вместо этого мы узнали, у какого процента людей с кликерами есть кликеры. [смех] Что там у остальных, я не знаю.
Эта ошибка невероятно опасна, и она могла бы остаться незамеченной. Предположим, я задам вам вопрос: «Из какой вы группы — 2014, 2013, 2012 или 2011?» И окажется, что 80% из вас первокурсники и второкурсники. При этом я допустила бы абсолютно такую же ошибку ограниченности выборки, которую мы сделали минуту назад. То есть, первокурсники и второкурсники уже выбрали дисциплины на этот семестр и подтвердили свое расписание. А это значит, они уже официально зачислены на этот курс, и им выдали кликеры для голосования. Поэтому, когда мы проводим психологическое эмпирическое исследование, нужно внимательно следить за тем, чтобы методы отбора испытуемых могли предоставить нам действительно качественную выборку.
Недавно в журнале «Behavioral and Brain Sciences» («Поведенческие и когнитивные исследования») появилась статья под названием «Самые типичные люди в мире». Под «типичными» имеются в виду жители Запада — образованные, современные, богатые демократы. То есть студенты американских колледжей, имеющие возможность пройти онлайн-опрос. Так вот, статья была о том, что большая часть психологических исследований, которые предоставляют и доказывают общие положения о природе человека, настолько же предвзята, насколько предвзят мой опрос о кликерах. Такие исследования включают ограниченную выборку населения — доступных исследовательским лабораториям университетских кампусов респондентов, к примеру, студентов психологического факультета. И выводы о человеческой природе основываются на такой выборке.
Когда мы в этом семестре будем читать исследования о природе человека, нам нужно будет уделить особое внимание выводам о людям в целом, которые на самом деле относятся только к «типичным» (западным, образованным, современным, богатым демократам). А если бы мы рассматривали другую часть населения, данные выглядели бы иначе.
С классическими текстами, к которым мы обращались ранее, произошло примерно то же самое. Задача, которую на себя взяли Платон и Аристотель, не была экспериментальной в том смысле, в котором это подразумевает экспериментальная психология. Эти философы посмотрели на людей вокруг себя и на основе своего опыта сделали выводы о природе человека.
Сейчас самое время вспомнить о нашей первой лекции, на которой было анонсировано, что курс направлен на изучение философии и природы человека. С другой стороны, он рассматривает учение о философии Запада и, по сути, науку о природе западного человека. И об этом нам нужно помнить.
Глава 2. Дуальный процесс мышления и задача выбора Уэйсона
В сегодняшней лекции мы вернемся к проблеме, которую обсуждали в прошлый раз, то есть к вопросу о многосоставности человеческой души. И вы, наверное, помните, что на прошлой лекции мы познакомились с великой платоновской аналогией трех частей личности — ума, страсти и вожделения — на примере возницы и двух лошадей. И, конечно, с рядом других отличий. Например, мы рассмотрели особенности правого и левого полушарий, в которых я запуталась четыре раза подряд, если мне не изменяет память. Мы познакомились с различием между стволом и верхним отделом мозга. Затем пробежались по фрейдовским концепциям «ego», «superego» и «id». Но мы так и не затронули исследование дуального процесса мышления. Сегодня мы начнем как раз с того, на чем остановились в прошлый раз. Мы рассмотрим другой принцип разграничения частей души.
Также стоит сказать, что это исследование нельзя обвинить в «типичной» выборке. Все результаты, о которых я буду говорить, были успешно подтверждены в рамках различных культур. Более того, у нас есть веские основания полагать, что две основные системы, установленные теоретиками, будут действительно применимы к любому человеческому существу, поскольку мы все прошли процесс эволюции.
Я хотела бы начать с фотографии Эдварда Торндайка. И не потому, что он нам так важен, просто он потрясающе выглядит. Это фото из архива публичной библиотеки Нью-Йорка. Эдвард Торндайк был психологом конца 19 – начала 20 вв и внес большой вклад в работу с ассоциативными процессами у животных. Вместе с этим он занимался другим исследованием, статья о котором была опубликована в 1992 году. И в каком-то смысле эта статья стала основой суждений Джонатана Эванса, о которых мы читали в прошлый раз.
Так вот, в этой статье Торндайк описывает свой эксперимент под названием «Влияние измененных данных на мышление». Вопрос, который его интересует, следующий: воспринимаем ли мы по-разному проблемы, идентичные по своей сути, но различающиеся по форме представления?
Например, он попросил людей вычислить квадрат суммы x + y, а затем квадрат суммы b1 + b2. С первым уравнением все справились хорошо, а второе вызвало намного больше трудностей. Показатели успешности для x/y составили около 90%. А для b1/b2 — намного ниже. Когда перед людьми ставились задачи по сути идентичные, но с символами разной сложности результаты значительно ухудшались.
Теперь давайте ненадолго отправимся в 1960-е, 70-е и 80-е гг., когда люди только начали изучать принцип силлогистического рассуждения, и этот феномен проявился в целом ряде случаев. Так вот, в статье Джонатана Эванса вам были представлены похожие примеры. Формальные свойства такого правдоподобного (действительного) силлогизма гарантируют истинность выводов при использовании верных предпосылок, и выводы действительно оказываются верными. Но также есть и примеры неправдоподобных суждений, которые все же имели место. Их структура была идентична предыдущим, но выводы оказывались ложными.
Так, например, вам могут сказать: «Греческие трагедии не могут быть комедиями». Некоторые греческие комедии — пьесы. Потом вас спросят, не значит ли это, что некоторые греческие пьесы не являются греческими трагедиями. Греческие трагедии не могут быть комедиями, некоторые пьесы — комедии, следовательно, некоторые греческие пьесы не являются трагедиями, и 90% людей согласны с таким утверждением.
В то же время, можно рассмотреть аналогичное суждение, но с неправдоподобным выводом. Например, не существует коротких русских романов. Некоторые романы Достоевского короткие. Получается, некоторые романы Достоевского не русские. Это аргумент с ложным выводом, потому что одна из предпосылок — ложь. Но только 55% людей смогли понять, что вывод был сделан на основе неверных предпосылок.
Обратите внимание, что оба аргумента идентичны по своей структуре. Их форма такая: никакие А не являются Б, какие-то В являются Б, поэтому какие-то В не являются А. Сами по себе формальные свойства не определяют нашу способность судить о корректности вывода. При этом верно и то, что сами по себе формальные свойства не могут помочь сделать вывод о ложности.
В то время, как правдивые суждения с правдоподобным выводом считаются достоверными примерно в 90% случаев, такие же суждения с неправдоподобным выводом считаются достоверными намного реже. В случае с неверными суждениями возникает прямо противоположная ошибка. Формально неверные аргументы с правдоподобными выводами считаются истинными. Считается, что форма суждения гарантирует истинность вывода. Тогда как в действительности это гарантируют только факты о реальном мире, а не факты о структуре аргумента.
В свете этого эксперимента различные ученые стали один за другим придумывать исследовательские парадигмы, демонстрирующие то, что мы только что наблюдали. Знаменитая задача выбора Уэйсона состояла в том, что испытуемому нужно было перевернуть одну из четырех карт, чтобы проверить истинность утверждения.
Например, я могу дать вам утверждение: «Если на одной стороне буква А, то на другой цифра три». Затем я положу перед вами четыре карточки и попрошу перевернуть одну из них. [изображение с 4 карточками] Естественно, нужно перевернуть ту, где есть А, мы все это понимаем. Нужно проверить, есть ли тройка на другой стороне. Очевидно, нет смысла переворачивать Г. Вы знаете, что на одной стороне карточки буква, а на другой цифра. То есть можно не беспокоиться, что на другой стороне окажется буква А. Но люди склонны думать, что нужно перевернуть тройку, а вот семерку проверять не нужно. Но обратите внимание: на другой стороне семерки была А - получается, утверждение было ложным. Получается, вам нужно проверить и А, и 7.
Эта задача кажется относительно сложной. Но есть и другая задача, структурно идентичная, однако с ней возникает меньше трудностей. «Если человек пьет пиво, то ему должно быть больше 21 года». Я покажу вам четыре карточки. Четыре человека: один пьет пиво, другой газировку, третьему больше 21, а четвертому 17. Каждый из вас может побыть вышибалой, который заходит в бар и своими глазами видит, как несовершеннолетний пьет пиво. И тут вы понимаете именно то, что было трудно понять в предыдущем случае — нужно перевернуть первую и последнюю карточки, а не первую и третью.
Были выдвинуты всевозможные гипотезы о том, почему вторая задача кажется нам легче, чем первая. Возможно, самой известной из них является гипотеза, выдвинутая эволюционными психологами Ледой Космидес и Джоном Туби, которые утверждают, что у нас внутри есть модуль обнаружения обмана и что мы особенно чувствительны к случаям, связанным с нарушением норм и правил.
Вы также могли заметить, что второй случай отличается от первого по двум параметрам. Первый — чисто абстрактный, а второй социально обоснован. В процессе работы с нашим списком литературы в этом семестре мы увидим, что включение в социум пробуждает некоторые процессы суждения, которые раньше не были задействованы. А точнее, как мы узнали на прошлой неделе, когда людям предъявляют изображения, на которых есть глаза, их поведение становится более морально нормативным и направленным на интересы общества. Отчасти это происходит потому, что такое изображение активизирует некоторое социальное понимание, свойственное нам всем.
Так вот, первое различие между двумя случаями в том, что второй затрагивает нашу социальную сущность, а первый — исключительно абстрактный. Второе различие, конечно, в том, что первый пример — это предписывающий закон, то, как все должно быть. А второй пример — описывающий закон, то, как все есть на самом деле.
Итак, из задачи выбора Уэйсона можно вынести определенный урок. Кстати, если кому-то интересно, у этого эксперимента есть тысячи вариаций, и может быть очень увлекательно разбираться, где именно люди допускают ошибки. Урок, который мы можем из этого извлечь, подчеркивался на протяжении и этой, и предыдущей лекции: у всех нас есть способы обработки информации, которые распознают далеко не только формальные свойства.
Некоторые способы подразумевают, так сказать, прямое обращение к тому, что Платон называл частями души, которые ещё не были задействованы в этой ситуации. Так, там есть вопрос где-то на задних рядах?
Студент: Да, извините. В последнем случае, что именно люди должны были сделать? Я не совсем понимаю ход эксперимента.
Профессор Тамара Гендлер: Ход эксперимента в обоих случаях такой: вам дано утверждение, которое нужно проверить. То есть, вас спрашивают: истинно ли, что если на одной стороне А, то на другой будет 3? истинно ли, что если человек пьет пиво, то он должен быть старше 21? Затем перед вами кладут 4 карточки и спрашивают: «Какую нужно перевернуть, чтобы проверить истинность суждения?» Итак, чтобы проверить истинность утверждения «если на одной стороне А, то на другой 3», нужно перевернуть А и 7, а не А и 3. И в этом случае должно стать очевидным то, что для определения возраста человека с пивом, нужно перевернуть карточку с тем, кто пьет пиво, и с тем, кому нет 21. Теперь понятнее? [студент кивает] Отлично. Отлично.
Модель дуального процесса мышления стремится дать общее объяснение того, что происходит в тех случаях, которые я описала, и в тех, о которых расскажу сейчас. Эти случаи предполагают, что у нас есть два относительно автономных механизма обработки информации. Их называют абсолютно по-разному, но наиболее устоявшиеся названия — Система 1 и Система 2.
Так вот, в то время как Система 1 с точки зрения эволюции примитивна (то есть она задействует те части мозга, которые появились у нас на ранних ступенях эволюции), Система 2 в этом плане относительно новая, она задействует высшие корковые функции головного мозга. Система 1 бессознательная или предшествующая сознанию, а Система 2 сознательна. Система 1 действует автоматически, Система 2 сознательно регулируема. Система 1 не требует никаких наших усилий. Система 2 требует затрат когнитивной энергии, заставляет нас быть внимательными. Система 1 очень быстрая. Она обрабатывает информацию практически мгновенно. Система 2 сравнительно медленная. То есть, чтобы получить информацию, которая идет через Систему 2, нам потребуется гораздо больше времени: не миллисекунды, а секунды. Первая система ассоциативна; она распознает закономерности в мире. Вторая система основана на правилах; она может применять принципы. Система 1, как иногда говорят, непроизвольна; она работает без рефлексии, характерной для Системы 2.
Эти различия между Системой 1 и Системой 2 — результат упорной работы многих людей в течение многих десятилетий. Сейчас вы видите диаграмму из другой статьи Джонатана, она будет также доступна на сайте v2. Здесь перечислены имена некоторых из многочисленных исследователей, чьи работы были посвящены обеим системам.
И здесь я хотела бы указать на один очень важный момент — немного неправильно рассматривать Систему 1 и Систему 2 как самостоятельные единицы. Первую систему иногда называют автономной совокупностью подсистем. Суть в следующем: мы знаем, что существуют разные виды обработки информации — например, визуальная и слуховая. Но есть также и обработка, которая дает очень специфическую информацию, например, о человеческих лицах, средней длине каких-то линий или информацию, которая может позволить нам определить нечто как хищника или добычу. Все эти системы и способы обладают теми же характеристиками, что и Система 1. Они быстрые, бессознательные, эволюционно примитивные, они начинают работу без предварительной обработки информации. Но все они в совокупности не образуют единой слаженной системы.
Так вот, модель дуального процесса стремится разобраться в целом наборе явлений. Какие-то из них связаны непосредственно с обработкой мышления, а какие-то, как мы узнали из чудесной нобелевской речи Канемана, которую надо было прослушать к сегодняшнему дню, возникают в более широкой мыслительной сфере. Я постаралась воссоздать и показать вам эту прекрасную диаграмму Канемана, которая объясняет его видение отношений между Системой 1 и Системой 2. Здесь он объясняет отличия восприятия от интуиции с одной стороны, и от мышления — с другой. Опять же, этот слайд вы сможете найти на сайте.
Также стоит сказать, что это исследование нельзя обвинить в «типичной» выборке. Все результаты, о которых я буду говорить, были успешно подтверждены в рамках различных культур. Более того, у нас есть веские основания полагать, что две основные системы, установленные теоретиками, будут действительно применимы к любому человеческому существу, поскольку мы все прошли процесс эволюции.
Я хотела бы начать с фотографии Эдварда Торндайка. И не потому, что он нам так важен, просто он потрясающе выглядит. Это фото из архива публичной библиотеки Нью-Йорка. Эдвард Торндайк был психологом конца 19 – начала 20 вв и внес большой вклад в работу с ассоциативными процессами у животных. Вместе с этим он занимался другим исследованием, статья о котором была опубликована в 1992 году. И в каком-то смысле эта статья стала основой суждений Джонатана Эванса, о которых мы читали в прошлый раз.
Так вот, в этой статье Торндайк описывает свой эксперимент под названием «Влияние измененных данных на мышление». Вопрос, который его интересует, следующий: воспринимаем ли мы по-разному проблемы, идентичные по своей сути, но различающиеся по форме представления?
Например, он попросил людей вычислить квадрат суммы x + y, а затем квадрат суммы b1 + b2. С первым уравнением все справились хорошо, а второе вызвало намного больше трудностей. Показатели успешности для x/y составили около 90%. А для b1/b2 — намного ниже. Когда перед людьми ставились задачи по сути идентичные, но с символами разной сложности результаты значительно ухудшались.
Теперь давайте ненадолго отправимся в 1960-е, 70-е и 80-е гг., когда люди только начали изучать принцип силлогистического рассуждения, и этот феномен проявился в целом ряде случаев. Так вот, в статье Джонатана Эванса вам были представлены похожие примеры. Формальные свойства такого правдоподобного (действительного) силлогизма гарантируют истинность выводов при использовании верных предпосылок, и выводы действительно оказываются верными. Но также есть и примеры неправдоподобных суждений, которые все же имели место. Их структура была идентична предыдущим, но выводы оказывались ложными.
Так, например, вам могут сказать: «Греческие трагедии не могут быть комедиями». Некоторые греческие комедии — пьесы. Потом вас спросят, не значит ли это, что некоторые греческие пьесы не являются греческими трагедиями. Греческие трагедии не могут быть комедиями, некоторые пьесы — комедии, следовательно, некоторые греческие пьесы не являются трагедиями, и 90% людей согласны с таким утверждением.
В то же время, можно рассмотреть аналогичное суждение, но с неправдоподобным выводом. Например, не существует коротких русских романов. Некоторые романы Достоевского короткие. Получается, некоторые романы Достоевского не русские. Это аргумент с ложным выводом, потому что одна из предпосылок — ложь. Но только 55% людей смогли понять, что вывод был сделан на основе неверных предпосылок.
Обратите внимание, что оба аргумента идентичны по своей структуре. Их форма такая: никакие А не являются Б, какие-то В являются Б, поэтому какие-то В не являются А. Сами по себе формальные свойства не определяют нашу способность судить о корректности вывода. При этом верно и то, что сами по себе формальные свойства не могут помочь сделать вывод о ложности.
В то время, как правдивые суждения с правдоподобным выводом считаются достоверными примерно в 90% случаев, такие же суждения с неправдоподобным выводом считаются достоверными намного реже. В случае с неверными суждениями возникает прямо противоположная ошибка. Формально неверные аргументы с правдоподобными выводами считаются истинными. Считается, что форма суждения гарантирует истинность вывода. Тогда как в действительности это гарантируют только факты о реальном мире, а не факты о структуре аргумента.
В свете этого эксперимента различные ученые стали один за другим придумывать исследовательские парадигмы, демонстрирующие то, что мы только что наблюдали. Знаменитая задача выбора Уэйсона состояла в том, что испытуемому нужно было перевернуть одну из четырех карт, чтобы проверить истинность утверждения.
Например, я могу дать вам утверждение: «Если на одной стороне буква А, то на другой цифра три». Затем я положу перед вами четыре карточки и попрошу перевернуть одну из них. [изображение с 4 карточками] Естественно, нужно перевернуть ту, где есть А, мы все это понимаем. Нужно проверить, есть ли тройка на другой стороне. Очевидно, нет смысла переворачивать Г. Вы знаете, что на одной стороне карточки буква, а на другой цифра. То есть можно не беспокоиться, что на другой стороне окажется буква А. Но люди склонны думать, что нужно перевернуть тройку, а вот семерку проверять не нужно. Но обратите внимание: на другой стороне семерки была А - получается, утверждение было ложным. Получается, вам нужно проверить и А, и 7.
Эта задача кажется относительно сложной. Но есть и другая задача, структурно идентичная, однако с ней возникает меньше трудностей. «Если человек пьет пиво, то ему должно быть больше 21 года». Я покажу вам четыре карточки. Четыре человека: один пьет пиво, другой газировку, третьему больше 21, а четвертому 17. Каждый из вас может побыть вышибалой, который заходит в бар и своими глазами видит, как несовершеннолетний пьет пиво. И тут вы понимаете именно то, что было трудно понять в предыдущем случае — нужно перевернуть первую и последнюю карточки, а не первую и третью.
Были выдвинуты всевозможные гипотезы о том, почему вторая задача кажется нам легче, чем первая. Возможно, самой известной из них является гипотеза, выдвинутая эволюционными психологами Ледой Космидес и Джоном Туби, которые утверждают, что у нас внутри есть модуль обнаружения обмана и что мы особенно чувствительны к случаям, связанным с нарушением норм и правил.
Вы также могли заметить, что второй случай отличается от первого по двум параметрам. Первый — чисто абстрактный, а второй социально обоснован. В процессе работы с нашим списком литературы в этом семестре мы увидим, что включение в социум пробуждает некоторые процессы суждения, которые раньше не были задействованы. А точнее, как мы узнали на прошлой неделе, когда людям предъявляют изображения, на которых есть глаза, их поведение становится более морально нормативным и направленным на интересы общества. Отчасти это происходит потому, что такое изображение активизирует некоторое социальное понимание, свойственное нам всем.
Так вот, первое различие между двумя случаями в том, что второй затрагивает нашу социальную сущность, а первый — исключительно абстрактный. Второе различие, конечно, в том, что первый пример — это предписывающий закон, то, как все должно быть. А второй пример — описывающий закон, то, как все есть на самом деле.
Итак, из задачи выбора Уэйсона можно вынести определенный урок. Кстати, если кому-то интересно, у этого эксперимента есть тысячи вариаций, и может быть очень увлекательно разбираться, где именно люди допускают ошибки. Урок, который мы можем из этого извлечь, подчеркивался на протяжении и этой, и предыдущей лекции: у всех нас есть способы обработки информации, которые распознают далеко не только формальные свойства.
Некоторые способы подразумевают, так сказать, прямое обращение к тому, что Платон называл частями души, которые ещё не были задействованы в этой ситуации. Так, там есть вопрос где-то на задних рядах?
Студент: Да, извините. В последнем случае, что именно люди должны были сделать? Я не совсем понимаю ход эксперимента.
Профессор Тамара Гендлер: Ход эксперимента в обоих случаях такой: вам дано утверждение, которое нужно проверить. То есть, вас спрашивают: истинно ли, что если на одной стороне А, то на другой будет 3? истинно ли, что если человек пьет пиво, то он должен быть старше 21? Затем перед вами кладут 4 карточки и спрашивают: «Какую нужно перевернуть, чтобы проверить истинность суждения?» Итак, чтобы проверить истинность утверждения «если на одной стороне А, то на другой 3», нужно перевернуть А и 7, а не А и 3. И в этом случае должно стать очевидным то, что для определения возраста человека с пивом, нужно перевернуть карточку с тем, кто пьет пиво, и с тем, кому нет 21. Теперь понятнее? [студент кивает] Отлично. Отлично.
Модель дуального процесса мышления стремится дать общее объяснение того, что происходит в тех случаях, которые я описала, и в тех, о которых расскажу сейчас. Эти случаи предполагают, что у нас есть два относительно автономных механизма обработки информации. Их называют абсолютно по-разному, но наиболее устоявшиеся названия — Система 1 и Система 2.
Так вот, в то время как Система 1 с точки зрения эволюции примитивна (то есть она задействует те части мозга, которые появились у нас на ранних ступенях эволюции), Система 2 в этом плане относительно новая, она задействует высшие корковые функции головного мозга. Система 1 бессознательная или предшествующая сознанию, а Система 2 сознательна. Система 1 действует автоматически, Система 2 сознательно регулируема. Система 1 не требует никаких наших усилий. Система 2 требует затрат когнитивной энергии, заставляет нас быть внимательными. Система 1 очень быстрая. Она обрабатывает информацию практически мгновенно. Система 2 сравнительно медленная. То есть, чтобы получить информацию, которая идет через Систему 2, нам потребуется гораздо больше времени: не миллисекунды, а секунды. Первая система ассоциативна; она распознает закономерности в мире. Вторая система основана на правилах; она может применять принципы. Система 1, как иногда говорят, непроизвольна; она работает без рефлексии, характерной для Системы 2.
Эти различия между Системой 1 и Системой 2 — результат упорной работы многих людей в течение многих десятилетий. Сейчас вы видите диаграмму из другой статьи Джонатана, она будет также доступна на сайте v2. Здесь перечислены имена некоторых из многочисленных исследователей, чьи работы были посвящены обеим системам.
И здесь я хотела бы указать на один очень важный момент — немного неправильно рассматривать Систему 1 и Систему 2 как самостоятельные единицы. Первую систему иногда называют автономной совокупностью подсистем. Суть в следующем: мы знаем, что существуют разные виды обработки информации — например, визуальная и слуховая. Но есть также и обработка, которая дает очень специфическую информацию, например, о человеческих лицах, средней длине каких-то линий или информацию, которая может позволить нам определить нечто как хищника или добычу. Все эти системы и способы обладают теми же характеристиками, что и Система 1. Они быстрые, бессознательные, эволюционно примитивные, они начинают работу без предварительной обработки информации. Но все они в совокупности не образуют единой слаженной системы.
Так вот, модель дуального процесса стремится разобраться в целом наборе явлений. Какие-то из них связаны непосредственно с обработкой мышления, а какие-то, как мы узнали из чудесной нобелевской речи Канемана, которую надо было прослушать к сегодняшнему дню, возникают в более широкой мыслительной сфере. Я постаралась воссоздать и показать вам эту прекрасную диаграмму Канемана, которая объясняет его видение отношений между Системой 1 и Системой 2. Здесь он объясняет отличия восприятия от интуиции с одной стороны, и от мышления — с другой. Опять же, этот слайд вы сможете найти на сайте.
Глава 3. Канеман и Тверски о кадровых эффектах
Далее я хотела бы немного отойти от обсуждения Эванса, которое в каком-то смысле еще оставалось от предыдущей нашей беседы, хотя и было связано с сегодняшней, и поговорить немного подробнее о работе Канемана и его коллеги Амоса Тверски.
Сейчас у вас будет еще один шанс использовать кликеры для голосования. Сегодня нам доступна только одна попытка, но если все сработает, в следующий вторник мы устроим настоящие бои. Итак, перед нами так называемая «Задача об азиатской болезни», придуманная двумя учеными, и суть ее в следующем: страшная болезнь поразила 600 человек в вашем городе. Без лечения все они обречены. Представим, что вы — мэр и вам доступны два курса лечения.
Если ваша фамилия начинается с буквы от А до L, вам нужно будет прочитать информацию, которую я помещаю в зеленый ящичек. Так что поверните голову сюда, в одну сторону, и прочитайте то, что там находится. Если ваша фамилия начинается с буквы от М до Z, вы будете читать информацию из синего поля. Должна сказать, что мы будем везде использовать такие цветовые условности, если все получится и группа от A до L будет использовать цифры 1 и 2 для «да» и «нет», а группа от M до Z, соответственно, 3 и 4. Так вот, если вы из группы от M до Z, приготовьтесь нажать на тройку или четверку, а если вы из команды от А до L, смотрите на зеленое поле и приготовьтесь нажать 1 или 2.
Я спрашивала у Мартина Чана, как мне лучше оформить слайды, и он предложил сделать именно так. Отлично. Ну что, готовы? Я расскажу вам о плане А и плане Б, так что смотрите только на свою сторону доски. Идет? Итак, ознакомьтесь с планом А. А сейчас с планом Б. Хорошо. Достаньте ваши кликеры. Теперь, зеленая команда, если вы согласны с планом А, нажмите 1, если с планом Б, нажмите 2. Синяя команда, нажмите 3, чтобы выбрать план А, и 4, чтобы выбрать план Б.
Отлично. Сейчас я включу таймер. Так, от 64 до 66, и миллиарды миллиардов ответов. Посмотрим, какие цифры у нас получились.
Зеленая команда, 40% из вас выбрали план А. Из тех, кто в синей команде, только 25% тоже выбрали план А. Так, подождите, знаете что? Это не так на самом деле. Секунду. Левая часть шкалы верна, но результат делится на 100. Мне нужно получше разобраться с этими кликерами. Давайте я все перегруппирую и выведу результат еще раз.
Вы увидите, что зеленая команда отдала относительное предпочтение плану А. А среди небольшой оставшейся аудитории, состоящей... Проблема в том, что 60% из вас в группе A-L, и только 40% в группе M-Z, в этом вся наша проблема. Отлично. Но в этой группе, если бы я только могла быстро умножить 26 на 0.4, чтобы определить абсолютный процент... Так вот, во второй группе относительное предпочтение отдается, напротив, плану Б.
Обратите внимание, что планы А и Б идентичны. У нас есть 600 человек. В соответствии с планом А, 200 человек останутся в живых, а 400 умрут. И вот здесь, если мы будем следовать плану Б, 400 человек умрут, и 200 наверняка останутся живы. Однако результаты, которые вы сейчас все видите, на самом деле абсолютно типичны.
Как правило, люди, столкнувшиеся с проблемой выбора между определенностью и вероятностью, сформулированной с точки зрения позитивных результатов, скорее выберут вариант с определенным исходом вместо рискованного. Кроме того, если предложить им сфокусироваться на вероятности гибели 400 человек, люди тоже склоняются к варианту с определенным исходом.
Опять же, обратите внимание, что с обеих сторон планы А и Б абсолютно одинаковы. Но один сформулирован относительно того, кто останется в живых, а другой с точки зрения того, кто погибнет. И в результате предпочтения людей полностью меняются. Такой эффект происходит снова и снова.
Вот исследование, проведенное Канеманом и Эльдаром Шафиром — учеником Тверски — в начале 1990-х годов. Предположим, вы идете в магазин мороженого и хотите попробовать два с разными вкусами. Одно просто вкусное, второе вкуснейшее, но в нем высокий уровень холестерина. И тут вы вспоминаете, что денег у вас хватит только на одно.
Итак, если бы я спросила, что бы вы выбрали, 28% людей предпочли бы просто вкусное мороженое, а 72% выбрали бы вкуснейшее, но с повышенным холестерином. Но если я спрошу, от какого мороженого вы бы отказались, то 55% откажутся от вкусного, и 45% от вкуснейшего холестеринового. Так вот, хотя в этом случае с 28% — это абсолютно та же ситуация, что бы вы выбрали? Если выбираете А, отказываетесь от Б, и наоборот. Вот теперь цифры не совпадают. Когда вас просят выбрать что-то одно, превосходный вкус затмевает все остальное, и вы делаете выбор, не обращая внимания на уровень холестерина. Когда вас попросят от чего-то отказаться, высокий уровень холестерина выйдет на передний план, и вы откажетесь от него же.
Это явление повторяется снова и снова. Предположим, вы идете на фильм, но когда входите в кинотеатр, понимаете, что у вас что-то выпало из кошелька. Это или 10-долларовая купюра, или билет на фильм, который вы за те же 10 долларов купили вчера вечером. Вы заходите в кино и открываете бумажник, чтобы достать или 10 долларов для билета, или сам билет для входа. И тут вы обнаруживаете, что потеряли то, что позволяет вам попасть в кинотеатр. Однако у вас в кармане есть еще 10 долларов, и встает вопрос: купите ли вы еще один билет?
Из тех, кто потерял купюру на входе в здание, 90% скажут: «И что? Я куплю еще билет». Из тех, кто потерял билет стоимостью 10 долларов, то есть с той же стоимостью, что и купюра, только 42% захотят потратиться на новый билет.
Сейчас у вас будет еще один шанс использовать кликеры для голосования. Сегодня нам доступна только одна попытка, но если все сработает, в следующий вторник мы устроим настоящие бои. Итак, перед нами так называемая «Задача об азиатской болезни», придуманная двумя учеными, и суть ее в следующем: страшная болезнь поразила 600 человек в вашем городе. Без лечения все они обречены. Представим, что вы — мэр и вам доступны два курса лечения.
Если ваша фамилия начинается с буквы от А до L, вам нужно будет прочитать информацию, которую я помещаю в зеленый ящичек. Так что поверните голову сюда, в одну сторону, и прочитайте то, что там находится. Если ваша фамилия начинается с буквы от М до Z, вы будете читать информацию из синего поля. Должна сказать, что мы будем везде использовать такие цветовые условности, если все получится и группа от A до L будет использовать цифры 1 и 2 для «да» и «нет», а группа от M до Z, соответственно, 3 и 4. Так вот, если вы из группы от M до Z, приготовьтесь нажать на тройку или четверку, а если вы из команды от А до L, смотрите на зеленое поле и приготовьтесь нажать 1 или 2.
Я спрашивала у Мартина Чана, как мне лучше оформить слайды, и он предложил сделать именно так. Отлично. Ну что, готовы? Я расскажу вам о плане А и плане Б, так что смотрите только на свою сторону доски. Идет? Итак, ознакомьтесь с планом А. А сейчас с планом Б. Хорошо. Достаньте ваши кликеры. Теперь, зеленая команда, если вы согласны с планом А, нажмите 1, если с планом Б, нажмите 2. Синяя команда, нажмите 3, чтобы выбрать план А, и 4, чтобы выбрать план Б.
Отлично. Сейчас я включу таймер. Так, от 64 до 66, и миллиарды миллиардов ответов. Посмотрим, какие цифры у нас получились.
Зеленая команда, 40% из вас выбрали план А. Из тех, кто в синей команде, только 25% тоже выбрали план А. Так, подождите, знаете что? Это не так на самом деле. Секунду. Левая часть шкалы верна, но результат делится на 100. Мне нужно получше разобраться с этими кликерами. Давайте я все перегруппирую и выведу результат еще раз.
Вы увидите, что зеленая команда отдала относительное предпочтение плану А. А среди небольшой оставшейся аудитории, состоящей... Проблема в том, что 60% из вас в группе A-L, и только 40% в группе M-Z, в этом вся наша проблема. Отлично. Но в этой группе, если бы я только могла быстро умножить 26 на 0.4, чтобы определить абсолютный процент... Так вот, во второй группе относительное предпочтение отдается, напротив, плану Б.
Обратите внимание, что планы А и Б идентичны. У нас есть 600 человек. В соответствии с планом А, 200 человек останутся в живых, а 400 умрут. И вот здесь, если мы будем следовать плану Б, 400 человек умрут, и 200 наверняка останутся живы. Однако результаты, которые вы сейчас все видите, на самом деле абсолютно типичны.
Как правило, люди, столкнувшиеся с проблемой выбора между определенностью и вероятностью, сформулированной с точки зрения позитивных результатов, скорее выберут вариант с определенным исходом вместо рискованного. Кроме того, если предложить им сфокусироваться на вероятности гибели 400 человек, люди тоже склоняются к варианту с определенным исходом.
Опять же, обратите внимание, что с обеих сторон планы А и Б абсолютно одинаковы. Но один сформулирован относительно того, кто останется в живых, а другой с точки зрения того, кто погибнет. И в результате предпочтения людей полностью меняются. Такой эффект происходит снова и снова.
Вот исследование, проведенное Канеманом и Эльдаром Шафиром — учеником Тверски — в начале 1990-х годов. Предположим, вы идете в магазин мороженого и хотите попробовать два с разными вкусами. Одно просто вкусное, второе вкуснейшее, но в нем высокий уровень холестерина. И тут вы вспоминаете, что денег у вас хватит только на одно.
Итак, если бы я спросила, что бы вы выбрали, 28% людей предпочли бы просто вкусное мороженое, а 72% выбрали бы вкуснейшее, но с повышенным холестерином. Но если я спрошу, от какого мороженого вы бы отказались, то 55% откажутся от вкусного, и 45% от вкуснейшего холестеринового. Так вот, хотя в этом случае с 28% — это абсолютно та же ситуация, что бы вы выбрали? Если выбираете А, отказываетесь от Б, и наоборот. Вот теперь цифры не совпадают. Когда вас просят выбрать что-то одно, превосходный вкус затмевает все остальное, и вы делаете выбор, не обращая внимания на уровень холестерина. Когда вас попросят от чего-то отказаться, высокий уровень холестерина выйдет на передний план, и вы откажетесь от него же.
Это явление повторяется снова и снова. Предположим, вы идете на фильм, но когда входите в кинотеатр, понимаете, что у вас что-то выпало из кошелька. Это или 10-долларовая купюра, или билет на фильм, который вы за те же 10 долларов купили вчера вечером. Вы заходите в кино и открываете бумажник, чтобы достать или 10 долларов для билета, или сам билет для входа. И тут вы обнаруживаете, что потеряли то, что позволяет вам попасть в кинотеатр. Однако у вас в кармане есть еще 10 долларов, и встает вопрос: купите ли вы еще один билет?
Из тех, кто потерял купюру на входе в здание, 90% скажут: «И что? Я куплю еще билет». Из тех, кто потерял билет стоимостью 10 долларов, то есть с той же стоимостью, что и купюра, только 42% захотят потратиться на новый билет.
Глава 4. Alief
Итак, фрейминг — или кадрирование — это один из примеров предвзятости (эвристики), на котором фокусируются Канеман и Тверски в рамках своей работы. Позже в течение семестра мы вернемся к некоторым другим ситуациям, когда будем читать работу Касса Санстейна. А сейчас я хотела бы указать вам на одну конкретную ситуацию, которая послужит для нас своеобразным переходом к понятию «alief». И это — разница между частотой и вероятностью.
Предположим, что вы стараетесь заполучить красный шарик, потому что это поможет вам выиграть приз. У вас есть выбор: попробовать взять его из этой коробки, где 9 белых шариков и 1 красный, или этой, где 8 красных шариков и 92 белых. Здесь у вас есть шанс в 10%, а тут 8%. Доставать вы будете с завязанными глазами. Не советую вам это гуглить. [смех]
Когда я попробовала, то нашла «правосудие с завязанными глазами». Итак, у вас есть выбор. Из какой коробки тянуть шарик — из первой или все-таки второй? Естественно, здравый смысл подсказывает, что в случае с первой коробкой ваши шансы выше. Но на самом деле люди разделились во мнениях. Тут у вас был шанс 10%, но боже, здесь же 8 мячей! 8! 1! 8! 1! 8! Больше! Больше! Больше!
Я предполагаю, что происходит следующее. С одной стороны, у вас есть вера в то, что шанс достать красный шарик из первой коробки 10%. А с другой стороны, то, что я называю alief, говорит вам: во второй коробке нужных шариков 8, а в первой всего 1. Alief — это понятие, которое я уже обсуждала на сайте bloggingheads.tv с Полом Блумом. [серия изображений с сайта] И хотя мы проводили съемки в разных местах, вот здесь видно, что я у себя дома в игровой комнате с геопазлами. Вот Пол в кабинете. Похоже, нас разлучили при рождении, потому что на фото мы выглядим совершенно одинаково в одни и те же моменты. Так вот. [смех]
Предположим, что я приведу вас к Большому Каньону и выведу на стеклянную дорожку, которая простирается на высоте 1500 метров над оглушительно ревущей рекой. Сначала вы идете со мной, а затем добровольно остаетесь на этой дорожке. Я так понимаю, если вы остаетесь, то верите, что там безопасно. Тем не менее, держу пари, что у большинства из вас будут дрожать коленки. И это будет происходить потому, что у вас есть так называемый alief, который говорит: «Я на высоте 1500 метров в воздухе, меня здесь ничто не держит, так что надо дрожать».
Или предположим, что мы смотрим вестерн — кто-нибудь узнает этого джентльмена? [изображение Рональда Рейгана] Ребята, когда вы родились, он был президентом. Когда вы смотрите вестерн и видите летящие пули, то, очевидно, верите, что вы в безопасности. Вы же не думаете: «Ох, хорошо, что пули не вылетели из экрана на этот раз». Тем не менее, вы будете наклонять голову, особенно в 3D. Если вы видите отвратительную зеленую слизь, которая будто сползает с экрана, вас непроизвольно передернет. Когда Анна Каренина вот-вот умрет, вы можете начать плакать. И не потому, что вы верите, что вы сами в опасности, а потому, что у вас есть alief.
Кто из вас переводит часы на 5 минут вперед? Пока вы это делаете, вы верите, что сейчас десять часов, но потом у вас возникает alief — вы смотрите на часы — и там 10:05! Эта информация достигает вашей зрительной системы, очень быстро обрабатывается и сообщает вам: «10:05! Надо спешить!»
Итак, представьте: вы включаете телевизор, в эфире — повтор матча вашей любимой бейсбольной команды. И вы знаете, что, если кто-нибудь из игроков попытается захватить вторую базу, его вышвырнут. И вы кричите прямо в экран: «Не беги! Не беги!» Почему? Потому что вы верите, что ваш голос пройдет и сквозь телевизор, и сквозь время, [смех] и дойдёт до того, кто собирается нарушить правила? Нет. Вы верите, что это повтор матча, но ваш alief заставляет кричать «не беги».
Или, предположим, вы на диете и видите прекрасный кусочек торта. Вы верите, что не хотите его. Тем не менее, alief — это «платоновский конь», который подтолкнет вас к искушению. [смех] Допустим, я подарю вам вот этот аппетитный тортик [изображение тортa в виде кошачьего лотка]. Здесь вы видите ириски, вот тут идеально чистая и стерилизованная емкость, вот тут даже кокос есть. Абсолютно те же ингредиенты, что и здесь. Вы ведь верите мне, правда? Я ваш профессор, а вы должны сидеть и слушать, что я вам говорю. Так вот говорю вам, это съедобно! Ириски, кокос. [смех] Кажется, ваша система alief работает, и вы мне не верите.
Предположим, я скажу вам подписать такой контракт: «Настоящим утверждаю, что отныне моя душа принадлежит только тебе, о Сатана». [смех] И внизу приписка: «Это не юридический контракт, а просто реквизит психологического эксперимента». При этом вы все равно не захотите подписывать. Не потому, что вы не верите, что это имеет юридическую силу, так ведь? [высоким голосом] «О боже, если я подпишу, то точно отдам свою душу дьяволу, ведь это пергамент.» [смех] Нет. Вы верите, что тут нет ничего особенного, но тем не менее сомневаетесь.
Предположим, я отведу вас в туалет Моники Бонвичини. Снаружи эта комната абсолютно непрозрачна. И никакого способа заглянуть внутрь тоже нет. Вы верите в то, что вы в полной безопасности. Тем не менее, когда вы заходите туда, чтобы воспользоваться удобствами, выглядит все примерно так. [изображение комнаты с прозрачными стенами] И тут alief усложняет первоначальную задачу.
Или, допустим, у нас есть пакетик сахара и два стакана воды. Вы берете ложку сахара, кладете ее в первый стакан и называете его «сахар», а другую — во второй стакан и называете его «яд». Вы взяли сахар, положили его в оба стакана, приклеили названия. Но люди не захотят пить из второго стакана. Более того, они не просто не захотят пить из стакана под названием «яд». Они не захотят пить из него и тогда, когда вы напишете «тут не яд». [смех] Почему? Потому что они видят слово «яд». Оно попадает прямо в систему alief. «Вкусненький сахар. Ммм, выпью немного сахара. Яд? Яд? Не пей яд!» — ладно.
Или представим, что у меня есть кухня, и я очень хочу сделать тортик в виде кошачьего лотка, вот тут мои формы для выпечки. Тут входит шеф-повар и говорит, что процесс был бы гораздо эффективнее, если бы я переложила форму для торта в ящик справа. Он безумно доволен тем, что сделал. Когда я прошу его принести форму для торта, он говорит: «Я так рад, что мы перенесли формы для маффинов в ящик справа» (при этом имея в виду форму для торта). Но все всё поняли, и оба ожидают, что форма для торта будет справа — там, где всегда были формы для маффинов. Он уверен, что форма справа. А его оговорка — это результат alief.
Каждый из вас, кто делал перестановку мебели в своей комнате, знает, что такое alief. Каждый, кто искал свой телефон с телефоном в руке, тоже знаком с ним. Я неоднократно была в ужасе от того, что потеряла детей, а потом обнаруживала, что они всё ещё сидят у меня на плечах. [смех]
Так вот, иметь alief — значит иметь репрезентативную опосредованную склонность реагировать на иллюзорный стимул определенным образом. Так? Получается, таким стимулом может быть и стеклянная лестница, и тортик в виде кошачьего лотка. При этом у вас также есть склонность или врожденная, как в случае со стеклом или украшениями для торта, или привычная, как расположение предметов при обустройстве кухни. Все это — привычные способы реагирования на окружающий мир, которые активизируют системы более низкого уровня, о которых мы уже говорили. Важно отметить: хотя alief проще всего распознать именно в случае диссонанса (то есть когда вера говорит вам одно, а alief — другое), на самом деле, alief активен всегда.
Каждый раз, когда я использую большой палец, чтобы нажать на кнопку, я делаю это благодаря alief. К счастью, это совпадает с моим намерением, но при этом огромная часть наших действий в принципе управляется alief. Вопрос в следующем: учитывая то, сколько существует способов описания того, что я называю alief, зачем вводить этот новый термин?
Это связано с тем, что есть alief сам по себе. Примерно один раз в двадцать лет правительство США вводит в обращение новую долларовую монету. Вот монета, которая появилась в 1921 году. Вот монета из 1972. Вот эту представили позже, в 1980-х. Эту в 1980, при Сьюзен Б. Энтони. Это доллар Сакагавеи, представленный в 2003 и породивший огромный прорыв в связях с общественностью, вот золотая монета Милларда Филлмора, которую выпустят в ближайшее время.
Итак, в чем же здесь дело? Дело в том, что трудно заставить людей использовать что-то, если этот объект не вписывается в действующую валютную систему. Долларовые монеты не вписываются естественным образом в то, как американцы используют деньги.
Точно так же разговоры о Системе 1 и Системе 2 (относительно автономных системах), как и разговоры об эвристических предубеждениях, не вписываются в то, как мы обычно рассуждаем о самих себе. Мы говорим о себе в рамках наших же убеждений и желаний. Так вот для того, чтобы извлечь пользу из золотой монеты под названием «признание многосоставности души», нам нужно какое-то промежуточное понятие (валюта), которое поможет вписать эту монету в существующую денежную систему. И я надеюсь, что этой валютой станет alief.
Мы еще вернемся к понятию alief на следующих лекциях, будем встречаться с ним снова и снова в контексте гармонии души и других разделов. Мы поговорим и об эвристике и когнитивных предубеждениях, и о многосоставности души. Поэтому с нетерпением жду нашей интересной и радующей встречи во вторник.
Предположим, что вы стараетесь заполучить красный шарик, потому что это поможет вам выиграть приз. У вас есть выбор: попробовать взять его из этой коробки, где 9 белых шариков и 1 красный, или этой, где 8 красных шариков и 92 белых. Здесь у вас есть шанс в 10%, а тут 8%. Доставать вы будете с завязанными глазами. Не советую вам это гуглить. [смех]
Когда я попробовала, то нашла «правосудие с завязанными глазами». Итак, у вас есть выбор. Из какой коробки тянуть шарик — из первой или все-таки второй? Естественно, здравый смысл подсказывает, что в случае с первой коробкой ваши шансы выше. Но на самом деле люди разделились во мнениях. Тут у вас был шанс 10%, но боже, здесь же 8 мячей! 8! 1! 8! 1! 8! Больше! Больше! Больше!
Я предполагаю, что происходит следующее. С одной стороны, у вас есть вера в то, что шанс достать красный шарик из первой коробки 10%. А с другой стороны, то, что я называю alief, говорит вам: во второй коробке нужных шариков 8, а в первой всего 1. Alief — это понятие, которое я уже обсуждала на сайте bloggingheads.tv с Полом Блумом. [серия изображений с сайта] И хотя мы проводили съемки в разных местах, вот здесь видно, что я у себя дома в игровой комнате с геопазлами. Вот Пол в кабинете. Похоже, нас разлучили при рождении, потому что на фото мы выглядим совершенно одинаково в одни и те же моменты. Так вот. [смех]
Предположим, что я приведу вас к Большому Каньону и выведу на стеклянную дорожку, которая простирается на высоте 1500 метров над оглушительно ревущей рекой. Сначала вы идете со мной, а затем добровольно остаетесь на этой дорожке. Я так понимаю, если вы остаетесь, то верите, что там безопасно. Тем не менее, держу пари, что у большинства из вас будут дрожать коленки. И это будет происходить потому, что у вас есть так называемый alief, который говорит: «Я на высоте 1500 метров в воздухе, меня здесь ничто не держит, так что надо дрожать».
Или предположим, что мы смотрим вестерн — кто-нибудь узнает этого джентльмена? [изображение Рональда Рейгана] Ребята, когда вы родились, он был президентом. Когда вы смотрите вестерн и видите летящие пули, то, очевидно, верите, что вы в безопасности. Вы же не думаете: «Ох, хорошо, что пули не вылетели из экрана на этот раз». Тем не менее, вы будете наклонять голову, особенно в 3D. Если вы видите отвратительную зеленую слизь, которая будто сползает с экрана, вас непроизвольно передернет. Когда Анна Каренина вот-вот умрет, вы можете начать плакать. И не потому, что вы верите, что вы сами в опасности, а потому, что у вас есть alief.
Кто из вас переводит часы на 5 минут вперед? Пока вы это делаете, вы верите, что сейчас десять часов, но потом у вас возникает alief — вы смотрите на часы — и там 10:05! Эта информация достигает вашей зрительной системы, очень быстро обрабатывается и сообщает вам: «10:05! Надо спешить!»
Итак, представьте: вы включаете телевизор, в эфире — повтор матча вашей любимой бейсбольной команды. И вы знаете, что, если кто-нибудь из игроков попытается захватить вторую базу, его вышвырнут. И вы кричите прямо в экран: «Не беги! Не беги!» Почему? Потому что вы верите, что ваш голос пройдет и сквозь телевизор, и сквозь время, [смех] и дойдёт до того, кто собирается нарушить правила? Нет. Вы верите, что это повтор матча, но ваш alief заставляет кричать «не беги».
Или, предположим, вы на диете и видите прекрасный кусочек торта. Вы верите, что не хотите его. Тем не менее, alief — это «платоновский конь», который подтолкнет вас к искушению. [смех] Допустим, я подарю вам вот этот аппетитный тортик [изображение тортa в виде кошачьего лотка]. Здесь вы видите ириски, вот тут идеально чистая и стерилизованная емкость, вот тут даже кокос есть. Абсолютно те же ингредиенты, что и здесь. Вы ведь верите мне, правда? Я ваш профессор, а вы должны сидеть и слушать, что я вам говорю. Так вот говорю вам, это съедобно! Ириски, кокос. [смех] Кажется, ваша система alief работает, и вы мне не верите.
Предположим, я скажу вам подписать такой контракт: «Настоящим утверждаю, что отныне моя душа принадлежит только тебе, о Сатана». [смех] И внизу приписка: «Это не юридический контракт, а просто реквизит психологического эксперимента». При этом вы все равно не захотите подписывать. Не потому, что вы не верите, что это имеет юридическую силу, так ведь? [высоким голосом] «О боже, если я подпишу, то точно отдам свою душу дьяволу, ведь это пергамент.» [смех] Нет. Вы верите, что тут нет ничего особенного, но тем не менее сомневаетесь.
Предположим, я отведу вас в туалет Моники Бонвичини. Снаружи эта комната абсолютно непрозрачна. И никакого способа заглянуть внутрь тоже нет. Вы верите в то, что вы в полной безопасности. Тем не менее, когда вы заходите туда, чтобы воспользоваться удобствами, выглядит все примерно так. [изображение комнаты с прозрачными стенами] И тут alief усложняет первоначальную задачу.
Или, допустим, у нас есть пакетик сахара и два стакана воды. Вы берете ложку сахара, кладете ее в первый стакан и называете его «сахар», а другую — во второй стакан и называете его «яд». Вы взяли сахар, положили его в оба стакана, приклеили названия. Но люди не захотят пить из второго стакана. Более того, они не просто не захотят пить из стакана под названием «яд». Они не захотят пить из него и тогда, когда вы напишете «тут не яд». [смех] Почему? Потому что они видят слово «яд». Оно попадает прямо в систему alief. «Вкусненький сахар. Ммм, выпью немного сахара. Яд? Яд? Не пей яд!» — ладно.
Или представим, что у меня есть кухня, и я очень хочу сделать тортик в виде кошачьего лотка, вот тут мои формы для выпечки. Тут входит шеф-повар и говорит, что процесс был бы гораздо эффективнее, если бы я переложила форму для торта в ящик справа. Он безумно доволен тем, что сделал. Когда я прошу его принести форму для торта, он говорит: «Я так рад, что мы перенесли формы для маффинов в ящик справа» (при этом имея в виду форму для торта). Но все всё поняли, и оба ожидают, что форма для торта будет справа — там, где всегда были формы для маффинов. Он уверен, что форма справа. А его оговорка — это результат alief.
Каждый из вас, кто делал перестановку мебели в своей комнате, знает, что такое alief. Каждый, кто искал свой телефон с телефоном в руке, тоже знаком с ним. Я неоднократно была в ужасе от того, что потеряла детей, а потом обнаруживала, что они всё ещё сидят у меня на плечах. [смех]
Так вот, иметь alief — значит иметь репрезентативную опосредованную склонность реагировать на иллюзорный стимул определенным образом. Так? Получается, таким стимулом может быть и стеклянная лестница, и тортик в виде кошачьего лотка. При этом у вас также есть склонность или врожденная, как в случае со стеклом или украшениями для торта, или привычная, как расположение предметов при обустройстве кухни. Все это — привычные способы реагирования на окружающий мир, которые активизируют системы более низкого уровня, о которых мы уже говорили. Важно отметить: хотя alief проще всего распознать именно в случае диссонанса (то есть когда вера говорит вам одно, а alief — другое), на самом деле, alief активен всегда.
Каждый раз, когда я использую большой палец, чтобы нажать на кнопку, я делаю это благодаря alief. К счастью, это совпадает с моим намерением, но при этом огромная часть наших действий в принципе управляется alief. Вопрос в следующем: учитывая то, сколько существует способов описания того, что я называю alief, зачем вводить этот новый термин?
Это связано с тем, что есть alief сам по себе. Примерно один раз в двадцать лет правительство США вводит в обращение новую долларовую монету. Вот монета, которая появилась в 1921 году. Вот монета из 1972. Вот эту представили позже, в 1980-х. Эту в 1980, при Сьюзен Б. Энтони. Это доллар Сакагавеи, представленный в 2003 и породивший огромный прорыв в связях с общественностью, вот золотая монета Милларда Филлмора, которую выпустят в ближайшее время.
Итак, в чем же здесь дело? Дело в том, что трудно заставить людей использовать что-то, если этот объект не вписывается в действующую валютную систему. Долларовые монеты не вписываются естественным образом в то, как американцы используют деньги.
Точно так же разговоры о Системе 1 и Системе 2 (относительно автономных системах), как и разговоры об эвристических предубеждениях, не вписываются в то, как мы обычно рассуждаем о самих себе. Мы говорим о себе в рамках наших же убеждений и желаний. Так вот для того, чтобы извлечь пользу из золотой монеты под названием «признание многосоставности души», нам нужно какое-то промежуточное понятие (валюта), которое поможет вписать эту монету в существующую денежную систему. И я надеюсь, что этой валютой станет alief.
Мы еще вернемся к понятию alief на следующих лекциях, будем встречаться с ним снова и снова в контексте гармонии души и других разделов. Мы поговорим и об эвристике и когнитивных предубеждениях, и о многосоставности души. Поэтому с нетерпением жду нашей интересной и радующей встречи во вторник.
Kahneman’s Nobel Prize Lecture: “Maps of Bounded Rationality”
Kahneman, “A Perspective on Judgment and Choice,” pp. 697-720
Gendler, “Alief and Belief,” pp. 634-663
Kahneman, “A Perspective on Judgment and Choice,” pp. 697-720
Gendler, “Alief and Belief,” pp. 634-663
© 2020-2022 Сигнум Россия.
Автономная некоммерческая организация Центр содействия образованию и развитию гуманитарных и социальных наук «Сигнум»
Автономная некоммерческая организация Центр содействия образованию и развитию гуманитарных и социальных наук «Сигнум»
