О негативном воздействии художественного

Но виды ограничений, которые рассматривались в предыдущих обсуждениях этого вопроса, касались лишь явных законов. Они касались способов, с помощью которых заключаются соглашения с признанными нами правилами, потому что мы видим рациональную причину для их заключения.

Аргумент, который приводит Т. Гоббс, относится к парадоксу рациональности — дилемме заключенного. Это проблема, которая возникает при конфликте и взаимодействии личных интересов со стимулами.

В этой лекции речь пойдет о том, насколько сложными являются человеческие существа. У них есть не только разум, но и части души, на которые влияют вещи, отличные от разума. Это тоже представляет собой фактор того, какие политические структуры оказываются рациональными для нашего одобрения.

В частности, речь пойдет об аргументе Платона, что в идеальном государстве была бы довольно радикальная цензура разрешенных видов вымышленных представлений и об аргументе Касса Санстейна, что одной из обязательств государства является установление норм, неявно влияющих на структурирование поведения людей.

Как известно, в мире иногда бывает так, что идеи, показанные в художественных произведениях и не имеющие связей с нашей реальностью, все же могут повлиять на нее. Например, подобное случилось в 1992 году, когда вице-президент США Дэн Куэйл выступил с речью, в которой он раскритиковал персонажа Мерфи Браун из одноименного телесериала. Он считал, что образ матери, которая вынашивает ребенка без какого-либо участия отца, подрывает ценности брака.

Можно также вспомнить сериал «24 часа», в котором в одно время президент Соединенных Штатов был изображен мужчиной африканского происхождения, а позже — женщиной. Это нашло отклик и в нашей реальности, где в 2008 году двумя ведущими кандидатами на выдвижение в президенты от Демократической партии были мужчина африканского происхождения и женщина. Истории, вымышленные представления или воображаемые переживания, ставшие частью культуры, могут стать образцами для подражания.

Если мы мыслим рационально, то возникает вопрос: каким образом что-то вымышленное может повлиять на наше поведение и установки? Люди ведь прекрасно понимают, что это вымысел. Но ответ таков, что художественная литература создает проблемы, воздействуя на нерациональные части души способами, которые с трудом поддаются рациональному мышлению. Об этом высказывался Платон, заявляя, что поэзия воздействует на низшую часть души человека и что поэты пробуждают, питают и укрепляют худшую сторону души.

О чем же именно беспокоится Платон, поднимая вопрос о способности художественной литературы воздействовать на иррациональные части души? В первую очередь его беспокоило то же, что и Дэна Куэйла. Наблюдение за конкретным обстоятельством в художественном произведении с последующим рассуждением о нем как доступном образе жизни может привести к неправильному выбору примеров для подражания.

Но при этом Платона не беспокоит игровое подражание, когда мы взаимодействуем с каким-то вымышленным образом на расстоянии не только на уровне рациональности, но и в отношении нерациональных частей нашей системы реагирования. Именно контраст между тем, что его беспокоит, и тем, что не беспокоит, будет необходим для понимания идеи философа.

Чтобы понять смысл аргумента Платона, нам нужно сделать шаг назад и вспомнить, где об этом говорится в его диалоге «Государство». Во второй книге Главкон вместе со своим братом Адеймантом бросает вызов Сократу, требуя ответа на вопрос, почему люди должны быть справедливыми. Братья приводят три вида аргументов в пользу точки зрения, что справедливость — это не то, чем мы занимаемся по внутренним причинам, а только то, чем мы занимаемся из-за ее ценности как инструмента при непредвиденных обстоятельствах. Как известно, Главкон приводит аргумент, относящий справедливость к тому виду блага, которое мы ценим только из-за его репутационных преимуществ, и далее он предлагает нечто вроде анализа дилеммы заключенного о том, что справедливость является вторым лучшим выбором для каждого.

Но Сократ не приводит контраргументы в ответ. Вместо этого он проводит аналогию между душой человека и государством, которые имеют по три составных элемента. Он утверждает, что точно так же, как в идеальном государстве есть правители, солдаты и рабочие, так и в человеке есть разум, ярость и вожделение, которые соотносятся друг с другом.

Далее Сократ продолжает рассказывать о правильном воспитании стражей. А именно, воспитании иррациональных частей души стражника. Платон признает, что этого недостаточно, и потому он предполагает выработать в них определенные привычки. Также он считает, что при размышлении о структуре государства важно думать не только о том, что представляют собой законы, но и о том, что из себя представляют иррациональные факторы.

Далее Платон рассуждает о воспитании. Он считает, что у человека должен быть пример для подражания для понимания того, при каких условиях его существование считается разумным. Людям должны рассказывать истории лишь с правильно поступающими героями, чтобы они не могли повлиять на слушателей. Ведь тогда люди оправдывали бы свои действия тем, что герои из историй поступали точно так же. Однако еще более опасным является то, что из-за сложного отношения к художественной литературе, люди могут реагировать на вымысел так, как им это несвойственно, что может оказать на них плохое влияние.

Сократ говорит, что, когда кто-то из нас переживает личную утрату, мы понимаем, что происходит обратное. Мы гордимся собой, если способны справиться со своим горем. Правильно ли смотреть на то, как кто-то ведет себя недостойно и постыдно, и получать от этого удовольствие и похвалу, а не испытывать отвращение?

Он говорит, что сродни грусти, мы ценим и шутовской юмор, и определенные виды возмутительного поведения в контексте художественной литературы. Но, по его словам, мы находимся совсем не на том расстоянии, чтобы быть в безопасности. Но всегда ли взаимодействие с художественной литературой пагубно влияет на человека? Платон допускает, что нет. Он пишет, что, когда он встречает человека, недостойным его самого, он не хочет всерьез уподобляться низшему персонажу. Скорее, ему будет «стыдно делать что-то подобное, если только это не игра».

Некоторые вымышленные образы заставляют нас отнестись так хотя бы к части их содержания. При просмотре фильма «Монти Пайтон и Священный Грааль» мы видим, как Сэр Ланселот отрубает и руки, и ноги Черному Рыцарю. Не смотря на это он прыгает вокруг и истекает кровью. В реальных случаях потери конечностей нет даже небольшого риска того, что мы посчитаем подобное возможным. Иногда реальность, окружающая ситуацию, делает почти невозможным занять игровую позицию, так как она пронизывает даже наше иррациональное мышление.

Невозможно отрицать, что несмотря на способность человека участвовать в такого рода дистанционном подражании, которое не побуждает его повторить то же самое, в реальности бывают и обратные ситуации.

Платон заявляет, что «наши стражники должны с детства подражать тому, что им должно быть свойственно». А именно людям, которым характерно мужество, дисциплина и праведность.

Такое явление можно рассмотреть на нескольких примерах. Можно вспомнить о видеоигре “Madden NFL 12”, реалистичность которой смогла привлечь к себе внимание газеты “New York Times”. Любой участник матча, получивший сотрясение мозга, автоматически выбывает из игры, что является своего рода сообщением для юных игроков в американский футбол — не стоит рисковать своим здоровьем в лишний раз.

В качестве другого примера можно рассмотреть один из способов подготовки солдат вооруженных сил США к боевым действиям. А именно, видеоигры по типу “America’s Army” и “Halo”, в которых моделируются ситуации реальных перестрелок.

Можно сказать, что аргумент Платона о негативном воздействии художественных произведений на иррациональные части души начинает обретать силу. Иными словами, художественные произведения могут заставить нас считать привлекательными вещи, которые мы считаем непривлекательными. Или наоборот — считать привлекательные вещи непривлекательными. Это, конечно, может также позволить нам воспитывать в людях то, что гармонирует с нашими обязательствами.

Философ понимает, что взаимодействие с художественными произведениями может иметь нежелательные последствия для людей. Поэтому он предполагает, что для сохранения рационального мышления в таких ситуациях необходимо наличие готовности ограничить нашу свободу определенными способами. Это поднимает всевозможные вопросы об иррациональном манипулировании и роли государства.

Но это также напоминает нам о том, что если мы пытаемся думать, как должны выглядеть политические структуры для таких сложных существ, как мы сами, то, в конце концов, простых ответов не будет.

Перевод подготовлен в рамках совместного проекта с Университетом науки и технологий МИСИС.

Переводчик: Илья Савичев
Редактор: Иракли Ментешашвили
Руководитель проекта: Евгения Горн