ЛЕКЦИЯ №6

О душе. Справедливость и ПТСР

В рамках цикла лекций «Открывая Йель», подробная информация и оригиналы текста доступны по ссылке.
В предыдущей лекции мы затрагивали определенный вид процветания — эвдемонию. Эвдемония доступна всем людям, в чьих душах царит гармония. Мы помним, что античная картина, сформулированная Платоном и во многом продолженная Аристотелем, заключалась в наличии у нас разума и рациональности. Также, у нас есть дух, набор эмоций, которые связаны с такими понятиями, как честь. И есть аппетит, который занимается такими вещами, как потребление пищи и деторождение, позволяющее нашему роду продолжаться.
Процветание или благополучие наступает лишь тогда, когда автоматические реакции человека согласуются с его разумными обязательствами: например, когда он действует в соответствии со своими разумными намерениями или инстинктивно следует заранее определенному выбору.

Аристотель в фрагменте «Никомаховой этики» попытался предоставить нам стратегию, как привести свою душу в порядок. В аргументации Аристотеля центральное место занимает стремление к процветанию или эвдемонии —реализации высшего потенциала человека. Он подчеркивает, что это процветание отличается от удовлетворения низменных аппетитов или требований чести. Напротив, это удовлетворение, возникающее в результате реализации наших разумных способностей как человеческих существ.

По мнению Аристотеля, человеческое благо четко связано с тем, что отличает людей от других существ: способностью к разуму и рефлексии. Добродетель, по его мнению, предполагает приведение инстинктивных реакций в соответствие с разумными обязательствами, создание жизни, в которой дух и аппетит соответствуют разуму. Эта добродетель, подобно справедливости Платона, проявляется в поведении, которое человек ретроспективно одобрил бы, например, помогая ребенку в критический момент.

Вопрос, волнующий Аристотеля, следующий: как выглядит добродетель и как ее можно культивировать? Эта добродетель — то, что Платон называл добродетелью справедливости. Ее суть заключается в существовании определенного вида гармонии между тем, что они называют частями души, и эта гармония такова, что мы рефлексивно одобряем ее.

Аристотель различает два вида добродетели: добродетели мышления и добродетели характера. Добродетели мышления — это поведение, которое появляется благодаря прямому педагогическому обучению. Так, добродетелью мышления является знание того, что шесть раз по семь — это сорок два. Знание информации о политических структурах вокруг нас тоже является добродетелью мышления. Способ, которым она передается — процесс традиционной педагогики.

Второй вид добродетели — добродетели характера. Они представляют собой поведение, которое мы обрабатываем в духовной и аппетитной частях нашей души, а точнее, находятся между ними: они не возникают естественным образом, как рост волос, и не противоречат природе, как попытки выживать без сна и пищи в течение длительного периода времени. Они требуют намеренного культивирования, не противоречащего нашим врожденным человеческим способностям — то есть, привыканию к ним.

Как же выглядит этот процесс привыкания? Аристотель подчеркивает, что мы учимся ремеслу, производя тот же самый продукт, который мы должны производить, когда научимся ему. Например: чтобы стать строителем, нужно практиковаться в искусстве строительства, а не просто читать инструкции. Точно так же освоение музыкального инструмента достигается только путем регулярной практики. Аристотель считает, что воспитание добродетелей происходит по схожей схеме. Сознательный/разумный контроль своих действий в соответствии с желаемой добродетелью, постоянная практика приводит к формированию привычки.

Однако Аристотель предупреждает об опасности усвоения дурных привычек, подчеркивая, что все практикуемые действия, будь то добродетельные или нет, укореняются в поведении. Он также подчеркивает важность поиска срединного пути, поскольку добродетели могут быть подорваны как избытком, так и недостатком прилагаемых усилий. Следует стремиться к умеренности в воспитании добродетелей ради избежания крайностей, которые могут подорвать их эффективность.

В различных ситуациях Аристотель выделяет добродетели, которые находятся между ложными крайностями. Если перед храбростью стоит риск, то она занимает среднее положение между трусостью и безрассудством.

В социальных контактах дружелюбие балансирует между враждебностью и чрезмерным заискиванием. При обращении с просьбами необходимо найти добродетель великодушия, избегая скупости и показного поведения.
Великодушие, находящееся между пассивностью и тщеславием, уместно при подготовке к экзаменам.

Правдивость — это добродетель между самоуничижением и хвастовством.

Остроумие в ответ на шутки — это баланс между угрюмостью и шутовством.

И наконец, в общении дружелюбие — это добродетель между ссорой и чрезмерной заискиваемостью.

В каждой из аристотелевских добродетелей есть две крайности — крайность недостатка и крайность избытка, а между ними лежит «золотая середина».

«Ведь воздерживаясь от удовольствий, мы становимся благоразумными, а становясь такими, лучше всего способны от них воздерживаться. Так и с мужеством: приучаясь презирать опасности и не отступать перед ними, мы становимся мужественными, а став такими, лучше всего сможем выстоять.»

На этом заканчивается информация, начатая в прошлой лекции. Следует перейти к новым темам, которые затронут «Илиаду» Гомера, изложения Джонатана Шэя и эксперименты Стэнли Милдреда. Они нам помогут понять человеческий опыт в мире грез Главкона.

Стремление Главкона к полной свободе действий оспаривается рассказами, представленными Д. Шэем и С. Милгрэмом. Рассказы о человеческих переживаниях в моменты моральных проступков намекают на то, что, вопреки утверждению Главкона, у человека может существовать потребность в структуре и порядке. В отсутствие таких элементов мир погружается в хаос.

Согласно опросу, проведенному на лекции Тамар Гендлер, современное поколение демонстрирует значительное снижение уровня прохождения военной службы в сравнении с предыдущими поколениями. Только 4% студентов служили или планируют служить, в то время как 20% их отцов и 54% дедов служили в армии. Этот сдвиг подчеркивает тенденцию смены поколений.

На сегодняшний день существует значительная социальная дистанция между американскими элитными университетами и вооруженными силами США, не имеющая аналогов в 200-летней истории страны. Мемориальный зал в Йельском университете, который подвергся милитаризации во время Первой мировой войны, сыграл ключевую роль в военных действиях. Исторические отношения между элитными и военными учреждениями, о которых свидетельствуют выгравированные мемориальные доски, увековечивающие вклад в войну, резко контрастируют с современным ландшафтом. Вопрос о том, почему отношения между элитными институтами и армией стали такими, какими они являются сегодня, зависит от целого ряда фактов из истории США.

Достаточно сказать, что главной причиной отказа от службы для студентов и преподавателей Йельского университета является идея о несправедливости войны во Вьетнаме. Однако, независимо от мнения студентов и профессоров Йельского университета, огромное количество других граждан США отправились воевать во Вьетнам.

Джонатан Шэй исследует опыт ветеранов Вьетнамской войны, проводя параллели между их рассказами из первых уст и вечным изображением войны в «Илиаде» Гомера.

Д. Шэй утверждает, что подрыв лидером морального порядка армии вызывает нарушение правильного и структурированного понимания мира. Что, в свою очередь, приводит к моральным травмам солдат — нефизическим ранам, которые глубоко влияют на их самочувствие.

Эта концепция в «Илиаде» примером напряженной реакции Ахилла на воспринимаемую несправедливость после смерти его друга Патрокла. При обсуждении этой темы важно признать наличие сложных аспектов в этой истории — архаичной концепции военных призов.

Д. Шэй подчеркивает, что Вьетнамская война нанесла неизгладимый вред многим выжившим, независимо от того, служили они добровольно или недобровольно, что проявляется в симптомах, сходных с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР).

Один из таких симптомов — постоянное состояние настороженности, когда тело и разум мобилизованы для борьбы со смертельной опасностью. Подобное состояние приводит к восприятию всего через призму негатива, превращая обычные ситуации в наихудшие сценарии. Эта повышенная настороженность также распространяется на социальные взаимодействия, подрывая возможность доверия к обществу.

Потеря доверия становится значительной ценой, затрагивая не только отдельных солдат, но и целые культуры, как это видно на примере сообществ, столкнувшихся с террористическими тактиками, когда подозрительность вызывают даже гуманитарные организации.

Лишение врага способности вести себя гуманно является стратегией, порождающей цикл крайне ужасных беспорядков. Только ощущение того, что мы загнаны в угол, может привести кого-то к использованию машин скорой помощи для перевозки бомб и так далее. В обычных войнах существует психологическая потребность в упорядоченности, отраженная в правилах и конвенциях, которые регулируют боевые действия. Однако, нетрадиционная война, такая как во Вьетнаме или при терроризме, вносит беспорядок, напоминающий посттравматическое стрессовое расстройство, выявленное Д. Шэем у отдельных солдат. Этот беспорядок выходит за пределы поля боя, оказывая влияние на все общество в целом.

В «Илиаде» Ахилл выражает горький гнев по поводу предательства чести и правил ведения войны. Такие же чувства испытывает вьетнамский солдат, которому поручили опасную задачу «ходить по точкам».

«Ходить по точкам» — это работа, которая подразумевает, что человека ставят в линию солдат, которая с наибольшей вероятностью приведет к тому, что его убьют взрывчаткой. Решения о том, кто будет выполнять эту работу, а кто нет, зачастую принимались нечестно. Определенные люди получали смену, определенные люди ее не получали — это решала политика.

И эта идея, что распределение опасностей подчиняется не правилам, а прихотям, вызывает диссонанс. Такое смешение ожиданий приводит к потере доверия, когда обычные предметы и ситуации становятся потенциальной угрозой, что приводит к всепроникающему чувству неуверенности и недоверия.

Второе открытие, которое сделали для себя вьетнамские солдаты, — это то, что мы обсудим в контексте работы под названием «Моральная удача». Вьетнамские солдаты обнаружили в себе способность к бесчеловечности в определенных обстоятельствах, испытывая недоверие к собственным действиям. Вопреки вызову Главкона, их беспокоит не то, как их воспринимают, а именно внутренняя природа их поступков. Они пытаются осознать реальность своих действий, подчеркивая важность бытия, а не просто видимости.
Перевод подготовлен в рамках совместного проекта с Университетом науки и технологий МИСИС.

Переводчик: Алёна Абрамова
Редактор: Иракли Ментешашвили
Руководитель проекта: Евгения Горн

Другие лекции цикла
    Made on
    Tilda